Интервью с Алексеем Варламовым
– Алексей Николаевич! Вы стали лауреатом Литературной премии Александра Солженицына 2006 г. Было ли для Вас решение жюри неожиданностью? Как Вы узнали об этом решении?
А.Варламов: – Я узнал о премии от Александра Исаевича Солженицына. Он позвонил мне вечером 5 марта 2006 года и сообщил о том, что жюри приняло решение присудить мне премию за этот год и зачитал формулировку. Для меня это было не просто большой неожиданностью, но самым значимым событием в моей литературной жизни.
– Когда Вы познакомились с произведениями Солженицына? Каково было Ваше впечатление?
А.Варламов: – Первое, что я у Солженицына прочел, был рассказ «Матренин двор». Я читал его в коротичевском «Огоньке» году в 1989-м, наверное. Акция была, как известно, пиратская, с автором несогласованная, но для меня она оказалась благом. И я очень рад, что мое знакомство с творчеством Солженицына началось именно с этой вещи. Я и пор сей день считаю ее одной из вершин русской литературы ХХ века. Это удивительное по интонации, по сдержанности и по лиричности произведение. Есть такая расхожая формулировка: если бы автор не написал ничего кроме… Александр Исаевич, слава Богу, написал очень много, но «Матренин двор» – тот самый случай, когда можно сказать, что и с этим единственным рассказом он бы навсегда вошел в русскую литературу. А еще из своих любимых вещей у Солженицына я назову книгу «Бодался теленок с дубом» и «Красное колесо», которое прочел только в этом году.
– Расскажите о своей семье, о своих родителях.
А.Варламов: – Отец мой был убежденным и искренним коммунистом, всю свою жизнь проработал в Главлите и умер в тот год, когда цензуру отменили. По характеру человек скрытный, он очень надеялся на обновление страны, но в последние годы, как мне кажется, испытал сильное разочарование. Как бы он отнесся к тому, что произошло с нами в 90-е годы, к тому, что происходит сейчас, наконец, к тому, что его сын получил премию Солженицына, я не знаю. В конце 60-х он заставил мою бабушку уничтожить «Роман-газету» с «Одним днем Ивана Денисовича», однако одна из последних книг, которую он прочел незадолго до смерти, была «Бодался теленок с дубом». Я своего отца очень любил и довольно много о нем писал в прозе (в романах «Лох» и «Купавна»). А матушка моя всю жизнь работала учительницей русского языка и литературы в школе, сейчас она на пенсии, человек очень активный и гибкий, много читает, путешествует, пишет мемуары.
Еще мне очень хочется вспомнить мою бабушку Марию Анемподистовну Мясоедову, которая прожила невероятно тяжелую жизнь, писала рассказы, но писательницей не стала, потому что у нее хватало в жизни более важных забот, и я всегда считал, что в какой-то мере делаю завещанное ею. И если называть человека, которому я больше всего как писатель обязан, то это — именно она.
– В одном из интервью Вы сказали, что в своих исследованиях занимаетесь «демифологизацией». Вы написали книги о трёх таких совершенно разных писателях и людях как М.Пришвин, А.Грин и А.Толстой. Поясните, пожалуйста, Ваш выбор.
А.Варламов: – Это были три писателя, чей творческий путь начался до революции, которые очень трудно революцию пережили, а потом каждый по-своему выстраивал линию поведения с властью. Этой писательской стратегией они мне и интересны в первую очередь. Ну, а что касается мифов, то они создаются вокруг всякого литератора. Пришвина называли отшельником, хотя он меньше всего был таким; Грина – светлым романтиком, Алексея Толстого – циником и приспособленцем, однако реальная картина их жизни была куда сложнее.
– По Вашему мнению, какое отношение к каждому из этих трёх писателей имеет понятие «почва и кровь»?
А.Варламов: – К Пришвину и к Толстому. Грин сознательно дистанцировался и от почвы, и от крови. А первые два были, конечно, почвенниками, и еще какими! Пришвина почва не пустила в эмиграцию, Толстого позвала вернуться домой. Ну и голубая кровь играла в нем всю его жизнь и заставляла свысока относиться ко всем писателям, не исключая Бунина, которому в минуту редкой ссоры он однажды сказал: «Я — граф, понимаешь, граф!» На Бунина, что интересно, как раз в связи с кровью, нападал и его земляк и однокашник по Елецкой гимназии Пришвин. В 1918 году он записал в дневнике: «Читаю Бунина — малокровный дворянский сын, а про себя думаю: я потомок радостного лавочника».
– Одно из Ваших ранних произведений — повесть «Гора». Как родилось это произведение?
А.Варламов: – После моего путешествия на Байкал. Я полюбил это место, людей, которые там работают, меня поразила жизнь на метеостанции, и очень захотелось про все это написать. «Гора» мне дорога и тем, что это было первое произведение, которое я опубликовал в журнале «Москва», и вот уже 10 лет, как продолжается наше сотрудничество и многие свои вещи я печатаю именно там.
– Любите ли путешествовать? Какие места Вам особенно дороги?
А.Варламов: – Мне очень нравится Русский Север. Карелия, Архангельская область, Соловки. Но я рад любой возможности куда-нибудь поехать, и каждое место, где я побывал, отдается в сердце дорогим воспоминанием. Сибирь, Урал, Дальний Восток, Кавказ, Закарпатье, средняя полоса России с ее реками Ветлугой, Окой, Прой, Вожегой, Волгой, Западной Двиной, Березайкой, Мстой, Онегой. Реки и озера вообще люблю очень.
– Когда Вы решили стать писателем?
А.Варламов: – Я пишу сколько себя помню, а когда еще не умел писать, то сочинял всякие истории и рассказывал друзьям, но серьезно стал заниматься литературой в университете. Напечатался первый раз в 1987 году, мне тогда было 24 года. И вот уже почти двадцать лет пытаюсь соединить литературу с преподаванием.
– Вас называют «исследователем человеческой души». А что для Вас — человеческая душа?
А.Варламов: – «Душа человека по природе христианка». Лучше этих слов Тертуллиана о душе ничего сказано не было.
– Если бы Вы жили не в России, то где бы Вы могли жить и писать и о чём?
А.Варламов: – Мне это трудно представить. Но может быть где-нибудь в Канаде, в Норвегии или на юге Чили среди природы. Ее бы и описывал. Природа очень важная часть моей жизни. Я иногда жалею, что не стал биологом или географом, хотя в школе это были мои любимые предметы.
– Были времена, когда писателя в России называли «властителем дум». Какое место, по-вашему, занимает писатель в современной России?
А.Варламов: – Для меня писатель — это летописец. Образ идеального писателя — пушкинский Пимен из «Бориса Годунова». И я думаю, что если бы Пушкин дожил до старости, то именно таким Пименом и стал бы.
А сегодня надо делать то же, что и раньше — стараться быть честным и стойким свидетелем того, что происходит с Россией, ее народом, ее душой. И не лгать, когда об этом пишешь.
— Как Вы считаете, в каком месте Земного шара быть писателем наиболее почётно?
А.Варламов: – Да нет такого места на земном шаре. Разве только где-нибудь на Северном полюсе. Но только почет — это последнее, что может волновать писателя.
А.Варламов: – Я узнал о премии от Александра Исаевича Солженицына. Он позвонил мне вечером 5 марта 2006 года и сообщил о том, что жюри приняло решение присудить мне премию за этот год и зачитал формулировку. Для меня это было не просто большой неожиданностью, но самым значимым событием в моей литературной жизни.
– Когда Вы познакомились с произведениями Солженицына? Каково было Ваше впечатление?
А.Варламов: – Первое, что я у Солженицына прочел, был рассказ «Матренин двор». Я читал его в коротичевском «Огоньке» году в 1989-м, наверное. Акция была, как известно, пиратская, с автором несогласованная, но для меня она оказалась благом. И я очень рад, что мое знакомство с творчеством Солженицына началось именно с этой вещи. Я и пор сей день считаю ее одной из вершин русской литературы ХХ века. Это удивительное по интонации, по сдержанности и по лиричности произведение. Есть такая расхожая формулировка: если бы автор не написал ничего кроме… Александр Исаевич, слава Богу, написал очень много, но «Матренин двор» – тот самый случай, когда можно сказать, что и с этим единственным рассказом он бы навсегда вошел в русскую литературу. А еще из своих любимых вещей у Солженицына я назову книгу «Бодался теленок с дубом» и «Красное колесо», которое прочел только в этом году.
– Расскажите о своей семье, о своих родителях.
А.Варламов: – Отец мой был убежденным и искренним коммунистом, всю свою жизнь проработал в Главлите и умер в тот год, когда цензуру отменили. По характеру человек скрытный, он очень надеялся на обновление страны, но в последние годы, как мне кажется, испытал сильное разочарование. Как бы он отнесся к тому, что произошло с нами в 90-е годы, к тому, что происходит сейчас, наконец, к тому, что его сын получил премию Солженицына, я не знаю. В конце 60-х он заставил мою бабушку уничтожить «Роман-газету» с «Одним днем Ивана Денисовича», однако одна из последних книг, которую он прочел незадолго до смерти, была «Бодался теленок с дубом». Я своего отца очень любил и довольно много о нем писал в прозе (в романах «Лох» и «Купавна»). А матушка моя всю жизнь работала учительницей русского языка и литературы в школе, сейчас она на пенсии, человек очень активный и гибкий, много читает, путешествует, пишет мемуары.
Еще мне очень хочется вспомнить мою бабушку Марию Анемподистовну Мясоедову, которая прожила невероятно тяжелую жизнь, писала рассказы, но писательницей не стала, потому что у нее хватало в жизни более важных забот, и я всегда считал, что в какой-то мере делаю завещанное ею. И если называть человека, которому я больше всего как писатель обязан, то это — именно она.
– В одном из интервью Вы сказали, что в своих исследованиях занимаетесь «демифологизацией». Вы написали книги о трёх таких совершенно разных писателях и людях как М.Пришвин, А.Грин и А.Толстой. Поясните, пожалуйста, Ваш выбор.
А.Варламов: – Это были три писателя, чей творческий путь начался до революции, которые очень трудно революцию пережили, а потом каждый по-своему выстраивал линию поведения с властью. Этой писательской стратегией они мне и интересны в первую очередь. Ну, а что касается мифов, то они создаются вокруг всякого литератора. Пришвина называли отшельником, хотя он меньше всего был таким; Грина – светлым романтиком, Алексея Толстого – циником и приспособленцем, однако реальная картина их жизни была куда сложнее.
– По Вашему мнению, какое отношение к каждому из этих трёх писателей имеет понятие «почва и кровь»?
А.Варламов: – К Пришвину и к Толстому. Грин сознательно дистанцировался и от почвы, и от крови. А первые два были, конечно, почвенниками, и еще какими! Пришвина почва не пустила в эмиграцию, Толстого позвала вернуться домой. Ну и голубая кровь играла в нем всю его жизнь и заставляла свысока относиться ко всем писателям, не исключая Бунина, которому в минуту редкой ссоры он однажды сказал: «Я — граф, понимаешь, граф!» На Бунина, что интересно, как раз в связи с кровью, нападал и его земляк и однокашник по Елецкой гимназии Пришвин. В 1918 году он записал в дневнике: «Читаю Бунина — малокровный дворянский сын, а про себя думаю: я потомок радостного лавочника».
– Одно из Ваших ранних произведений — повесть «Гора». Как родилось это произведение?
А.Варламов: – После моего путешествия на Байкал. Я полюбил это место, людей, которые там работают, меня поразила жизнь на метеостанции, и очень захотелось про все это написать. «Гора» мне дорога и тем, что это было первое произведение, которое я опубликовал в журнале «Москва», и вот уже 10 лет, как продолжается наше сотрудничество и многие свои вещи я печатаю именно там.
– Любите ли путешествовать? Какие места Вам особенно дороги?
А.Варламов: – Мне очень нравится Русский Север. Карелия, Архангельская область, Соловки. Но я рад любой возможности куда-нибудь поехать, и каждое место, где я побывал, отдается в сердце дорогим воспоминанием. Сибирь, Урал, Дальний Восток, Кавказ, Закарпатье, средняя полоса России с ее реками Ветлугой, Окой, Прой, Вожегой, Волгой, Западной Двиной, Березайкой, Мстой, Онегой. Реки и озера вообще люблю очень.
– Когда Вы решили стать писателем?
А.Варламов: – Я пишу сколько себя помню, а когда еще не умел писать, то сочинял всякие истории и рассказывал друзьям, но серьезно стал заниматься литературой в университете. Напечатался первый раз в 1987 году, мне тогда было 24 года. И вот уже почти двадцать лет пытаюсь соединить литературу с преподаванием.
– Вас называют «исследователем человеческой души». А что для Вас — человеческая душа?
А.Варламов: – «Душа человека по природе христианка». Лучше этих слов Тертуллиана о душе ничего сказано не было.
– Если бы Вы жили не в России, то где бы Вы могли жить и писать и о чём?
А.Варламов: – Мне это трудно представить. Но может быть где-нибудь в Канаде, в Норвегии или на юге Чили среди природы. Ее бы и описывал. Природа очень важная часть моей жизни. Я иногда жалею, что не стал биологом или географом, хотя в школе это были мои любимые предметы.
– Были времена, когда писателя в России называли «властителем дум». Какое место, по-вашему, занимает писатель в современной России?
А.Варламов: – Для меня писатель — это летописец. Образ идеального писателя — пушкинский Пимен из «Бориса Годунова». И я думаю, что если бы Пушкин дожил до старости, то именно таким Пименом и стал бы.
А сегодня надо делать то же, что и раньше — стараться быть честным и стойким свидетелем того, что происходит с Россией, ее народом, ее душой. И не лгать, когда об этом пишешь.
— Как Вы считаете, в каком месте Земного шара быть писателем наиболее почётно?
А.Варламов: – Да нет такого места на земном шаре. Разве только где-нибудь на Северном полюсе. Но только почет — это последнее, что может волновать писателя.
Беседовала Л.Эпиктетова (Библиотека-фонд «Русское Зарубежье»)