• Содержание
• Иллюстрации
  
• Введение
• Заключение
  
• Перейти на страницу об авторе
  

СОДЕРЖАНИЕ

ВВДЕНИЕ
 
Глава 1
КИТАЙ, СССР И РОССИЙСКАЯ ЭМИГРАЦИЯ В МАНЬЧЖУРИИ ПОСЛЕ УСТАНОВЛЕНИЯ ДИПЛОМАТИЧЕСКИХ ОТНОШЕНИЙ СССР С КИТАЙСКОЙ РЕСПУБЛИКОЙ

Глава 2
РОССИЙСКАЯ ЭМИГРАЦИЯ И КИТАЙ  

Глава 3
ЭМИГРАЦИЯ И СОВЕТСКО-КИТАЙСКИЕ КОНФЛИКТЫ НА КВЖД 1924–1926 годов

Глава 4
ВМЕСТЕ С КИТАЙСКОЙ АДМИНИСТРАЦИЕЙ — ЗА СОХРАНЕНИЕ И РАЗВИТИЕ РУССКОГО НАЧАЛЬНОГО И СРЕДНЕГО ОБРАЗОВАНИЯ В СЕВЕРО-ВОСТОЧНОМ КИТАЕ  

Глава 5
ПЕРЕНОС СОВЕТСКО-КИТАЙСКОГО ПРОТИВОСТОЯНИЯ В ВЫСШИЕ УЧЕБНЫЕ ЗАВЕДЕНИЯ

Глава 6
ОБЪЕДИНЕНИЕ ЭМИГРАЦИИ И СОВЕТСКО-КИТАЙСКИЙ КОНФЛИКТ 1929 года

Глава 7
РУССКИЕ ОБЩИНЫ В СЕВЕРНОМ И ЦЕНТРАЛЬНОМ КИТАЕ

Глава 8
РУССКАЯ ЭМИГРАНТСКАЯ ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ ХАРБИНА И СЕВЕРО-ВОСТОЧНОГО КИТАЯ

Глава 9
КУЛЬТУРА И ИСКУССТВО РОССИЙСКОЙ ЭМИГРАЦИИ В КИТАЕ

Глава 10
СОЮЗЫ И ОРГАНИЗАЦИИ ЭМИГРАНТСКОЙ МОЛОДЕЖИ

Глава 11
РОССИЙСКАЯ ЭМИГРАЦИЯ В МАНЬЧЖУРИИ И ЯПОНИЯ  

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Примечания

Именной указатель

ИЛЛЮСТРАЦИИ

ВВЕДЕНИЕ

Предлагаемая читателю монография является второй книгой, посвященной истории российской эмиграции в Китае в 1925–1932 годах.
Рассматриваемый период является наиболее сложным и трудным в жизни российских эмигрантов Дальнего Востока.
После нормализации советско-китайских отношений и прихода на Китайскую Восточную железную дорогу (КВЖД), управлявшуюся до сих пор «белыми», советской администрации бывшие подданные Российской империи, совсем недавно бежавшие с родины, оказались в Китае снова лицом к лицу с советскими консульствами, многочисленными советскими учреждениями и организациями. Почти каждый третий из числа бывших беженцев превратился в гражданина СССР; хотя и не получив прав «настоящего» гражданина этой страны, он как неофит начинал горячо выступать сторонником советского строя и коммунистической идеологии и поносить эмиграцию, таким образом пресс, повседневно давивший на покинувших свою родину россиян, становился еще более тяжким.
В Маньчжурии и в Китае в целом создалось уникальное в истории российской эмиграции положение, когда бок о бок жили, учились, трудились, ходили в одни и те же лавки и магазины и белые эмигранты, и новые советские граждане.
В этой работе исследуется вопрос о том, как сказалась в жизни российской эмигрантской колонии в Маньчжурии потеря ею главного экономического нерва Северной Маньчжурии — Китайской Восточной железной дороги и всей ее огромной инфраструктуры.
Получив в свое фактическое распоряжение КВЖД, СССР развернул не только тотальное наступление на все эмигрантские институты в Маньчжурии, но и стал вести систематическую коммунистическую пропаганду и предпринял ряд шагов, ставивших целью превратить Маньчжурию в сферу своего преобладающего влияния. Эти действия СССР, неравные права советской и китайской сторон на дороге, которые Советский Союз отказывался изменять, приводили к непрерывной цепи советско-китайских конфликтов на КВЖД, неизменно вовлекавших в свою орбиту и российскую эмиграцию. Так возникла необходимость исследования отношений белой эмиграции и ее страны-реципиента — Китая.
Остававшаяся исключительно многочисленной, компактно проживавшая в Китае в таких его центрах, как Харбин, Тяньцзинь, Пекин, Шанхай и другие, белая эмиграция в Китае — по советским стереотипам, злейшие враги СССР — была не только серьезным фактором советской внешней политики в регионе, но и определенной проблемой для Китая, влиявшей на его отношения с СССР. Еще более широкие планы на российскую эмиграцию в Маньчжурии с ее огромным производственным и научным потенциалом лелеяла Япония.
В этой работе освещаются также положение и статус российской эмиграции Дальнего Востока в контексте политики в регионе таких великих держав, как СССР, Япония и Китай. В этой связи я не мог вслед за российским историком Л.Н.Нежинским не обратить внимания на стереотипность, ошибочность и односторонность многих положений и оценок истории эмиграции и советско-китайских отношений в Маньчжурии, содержащихся в советской историографии.
Важнейшей задачей, поставленной автором, явился показ дальнейшего развития белой эмиграцией своих основных институтов — русского среднего и высшего образования, науки и культуры.
Хронологические рамки работы определяются нормализацией отношений СССР с центральным правительством Китая в Пекине и с правителем Маньчжурии Чжан Цзолинем в 1924 году и падением в Маньчжурии власти Чжанов в результате японской оккупации, завершения захвата страны со входом японских войск в центр русской эмиграции — город Харбин в феврале 1932 года.
В настоящем издании орфография приближена автором к первоисточникам.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Приход СССР на КВЖД, в Маньчжурию и Китай сулил российской эмиграции серьезные осложнения, и ее наихудшие ожидания оправдались: были захвачены и советизированы многие созданные эмигрантами школы, Советский Союз требовал от китайских властей ужесточения политики в отношении эмиграции, осуществлял многочисленные провокации.
Советско-китайский конфликт 1929 года, проходивший без какого-либо участия в нем основной массы эмигрантов, принес им жестокие страдания.
Тем не менее отношения между высшей администрацией Маньчжурии и русской эмиграцией оставались ровными и корректными. И сам Чжан Цзолинь, и его преемник Чжан Сюелян неизменно поддерживали стремление эмигрантов к объединению.
Что же касается СССР, то в данной работе на примере советской политики всего лишь в одном небольшом районе Китая была продемонстрирована вопиющая несовместимость двух основополагающих принципов международной деятельности Советского Союза — мирного сосуществования и пролетарского интернационализма. Потерпели провал попытки свержения существующего режима в лице Чжан Цзолиня и замены его советскими ставленниками — генералами Го Сунлином, Ян Чжо, Ян Юйтином и другими. Эта советская политика привела к отчуждению от СССР рядовой эмигрантской массы, к падению его престижа в глазах Китая и мирового сообщества, к краху советского влияния в Маньчжурии, наконец, к выходу японских войск на дальневосточные рубежи нашей родины — то есть созданию на многие годы потенциальной военной угрозы для СССР. Двойственная политика советского руководства рассматриваемого периода и в отношении Китая, и в отношении русской эмиграции в этой стране не только не отражала каких-либо интересов СССР, но наносила, на мой взгляд, прямой вред его общественно-государственным интересам. Она продемонстрировала и пример внедрения в сознание масс советского общества, тоже на многие годы вперед, ряда политических стереотипов — широкого участия «белых» в конфликте, ложного образа эмиграции как «злейшего врага» Советского Союза, целесообразности военного отпора «захвату» КВЖД белокитайцами, справедливости «упреждающих ударов».
Невольно напрашивается вывод, что ситуация на КВЖД и в Маньчжурии в 1924–1932 годах в корне отличалась от состояния российско-китайских отношений и положения на КВЖД в годы управления ею администрацией царской России и в дальнейшем «белой» администрацией (1898–1924).
А как реагировала на ухудшение советско-китайских отношений эмиграция? Она ответила высоким нравственным порывом, проявившимся в оказании широкой помощи беженцам — жертвам гражданской войны в нашей стране и распространившимся на «новых эмигрантов» — беженцев из СССР 1930-х годов от насильственной «коллективизации сельского хозяйства». Ответом стало также усиление заботы о воспитании юного поколения, открытие новых школ и вузов, их плодотворная работа, крутой подъем экономики и производства, науки и искусства... Но вместе с тем именно в Маньчжурии на почве попыток эмигрантской молодежи противодействовать безудержному наступлению СССР на позиции эмиграции возник такой феномен, как «русский фашизм»...
Крушение власти Чжанов в Маньчжурии снова поставило российскую эмиграцию, обосновавшуюся здесь, перед лицом новых серьезных испытаний в условиях жесткого тоталитарного режима, установленного империалистической Японией.