Е.Н. Рейтлингер-Кист

Была ли Марина Цветаева верующей?

Меня иногда спрашивают — была ли Марина Ивановна, верующей? По-моему определенно — да. Но, конечно, не в каком-нибудь узко конфессиональном смысле. Основываю я свое мнение на том, что она с большим уважением относилась к людям, в каком-то смысле — посвятившим себя Богу, даже сравнивая их с другими, тоже религиозными, но как бы желавшими соединить свою веру с радостью жизни — что вполне и законно, но что не вызывало ее одобрения, по свойственному ей максимализму: «Уж если — то все сжечь, черное платье монахини» и т.д.

Что еще очень характерно для нее в этом вопросе — это то, что несмотря на ее очень высокое мнение о своем призвании, и очень высокое место, на которое она ставила искусство — все же у нее оно четко отделялось от сферы духа в религиозном смысле, и не заменяло место Бога, как у некоторых наших общих знакомых (Волков — сын: у него, благодаря тому, что он идет за отцом, и понимая его по-своему, — эти сферы очень перепутаны). Помню очень четко и ясно одно ее высказывание на эту тему — о том, что поэзия, все же, несмотря на ее огромную ценность, не есть высшая и последняя ценность, — она сказала: «У постели умирающего нужен не поэт, а священник».

К этому же относится ее высказывание на одном ее публичном чтении в Париже в зале «Mutualité», на котором она говорила о том, что для нее дороже всего в поэзии, — трудно передать эти мысли своими словами — но точных ее слов, за множеством протекших лет с того времени — не помню — но она привела, как пример, одни беспомощные в смысле формы стихи одной ее знакомой монахини, которые ей дороже самых мастерских и изысканных строк профессиональных поэтов:

расточайте безумно и смело
вы сокровища вашей души
человечество живо... (??)
круговою порукой добра.

(Странно, что Ариадна приводит эти стихи совсем в другой связи, тогда как я совершенно точно помню это собрание и то, что она приводила их как пример того, что ей в поэзии всего важней духовное содержание, а не форма).

На этом же собрании присутствовал тогда еще совсем молодой поэт Эйснер и даже выступал в обсуждениях, и она его благодарила тут же с кафедры: «а Эйснера благодарю за понимание» (от чего он был в полном восторге), и если он жив, то можно проверить мое сообщение.

Много позже, когда я, отчаявшись найти человека для писания текстов религиозных листков для детей, обратилась к ней с просьбой писать их — она очень живо откликнулась, но сказала, что может писать только о том, что сама пережила, и набросала свое переживание: стоя девочкой в церкви и глядя в окно на ветку дерева — эта ветка очень много выражала и она хотела идти от нее в своем описании.

На эту же тему помню еще один рассказ Марины, когда ее сын был еще мал: «Мур меня спросил (как современные дети), — почему самолет летит, а Бога не встречает? На это я ему объяснила, что такое "умное небо"».

---

Статья опубликована в «Вестнике РХД» №161, I–1991