Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации

ГАЗДАНОВ И МАСОНСТВО

В творчестве Газданова мы находим квинтэссенцию экзистенциальной культурфилософии, трансформированную личным опытом писателя, традицией русской классической литературы, культурно-этническим субстратом и этико-философским воздействием масонства.

Какова роль масонства в этой «формуле», ориентированной на воссоздание целостности художественного сознания Газданова?

Читаешь, например, роман «Пилигримы» (1950, опубл.1953–1954) — и диву даешься: ну прямо-таки соцреализм какой-то: любовь преображает проститутку в порядочную, тонкую образованную барышню; сутенер, преступник переживает душевный кризис, сам «сдается» «французскому Макаренко» и перевоспитывается в человека, приносящего пользу людям. Это настоящая утопия, но код ее не коммунистический, а масонский.

Масонство сыграло важную роль (неявную) в жизни и явную в творчестве Газданова. Он был масоном до конца дней своих, причем активным, в течение тридцати девяти лет своей шестидесятивосьмилетней жизни, т.е. большую ее часть. Он достиг степени тайного Мастера (1961). Фактическая сторона вопроса относительно известна по книгам Л. Диенеша «Russian literature in exile: The life and work of Gaito Gazdanov» (Mьnchen, 1982; рус. пер. «Гайто Газданов. Жизнь и творчество». Владикавказ, 1995), Н. Берберовой «Люди и ложи. Русские масоны ХХ столетия» (1986), А.И. Серкова «История русского масонства.1845–1945» (СПб., 1997).

Понятно, что писать о тайном обществе, каковым является масонство, трудно — слишком многое в реальной истории его «быта и бытия» остается неизвестным. Кроме того, в ХХ в. оно сильно мифологизировано. «Тоталитарные режимы, — как справедливо заметил В.И. Новиков, — всячески раздували гнев обывателя»[1]  против него в поисках «внутреннего врага», хотя на самом деле «оно было носителем высоких нравственных идеалов», многие из творцов русской культуры принадлежали к братству «вольных каменщиков» (Н.И. Новиков, Сумароков, Херасков, Майков, Радищев, Карамзин, Баженов, Рокотов, Левицкий, Боровиковский, Жуковский, П.А. Вяземский, Пушкин, многие декабристы, И.С. Тургенев, М. Волошин и др.). В ХХ в., после революции, как известно, русское масонство возрождается в эмиграции. Таким образом, масонство Газданова не было чем-то исключительным, оно вписывалось в традиции русской культуры и истории.

Официальное масонство Газданова исчисляется с весны 1932 года, когда по приглашению своего друга, писателя М. Осоргина, сыгравшего важнейшую роль в истории русского масонства во Франции, он вступил в русскую масонскую ложу Северная Звезда.

Но следует обратить внимание на то, что «круг его масонского вращения», как бы подступ к масонству начался раньше: почти все его ранние рассказы («Повесть о трех неудачах» (1927), которую Газданов считал началом своей писательской судьбы, «Рассказы о свободном времени» (1927), «Общество восьмерки пик» (1927), «Товарищ Брак» (1928), «Превращение» (1928), «Мартын Расколинос» (1929), «Гавайские гитары» (1930), «Черные лебеди» (1930), «Великий музыкант» (1931)) были впервые опубликованы в журнале «Воля России», издававшемся Марком Слонимом, который стал его другом и был масоном еще в России. Не любивший объединений, группировок Газданов тем не менее участвовал в основанном Слонимом литературном объединении «Кочевье» (Париж, 1928–1939). Роман «Вечер у Клэр» был впервые опубликован в декабре 1929 г. в парижском издательстве Я.Е. Поволоцкого, члена первого состава Северной Звезды (инсталляция русской ложи в Уставе Великого Востока произошла в Париже зимой 1924–25гг.). Масонами были: один из редакторов «главного» журнала русской эмиграции в Париже «Современные записки» (где опубликованы романы Газданова «История одного путешествия» (1935), «Ночные дороги» (1939–1940), И.И. Бунаков-Фондаминский и член его редколлегии Н.Д. Авксентьев, они же — члены редколлегии журнала «Русские записки», где в 1939 г. не полностью (из-за начавшейся войны) был напечатан роман «Полет». После войны Газданов публикует романы «Призрак Александра Вольфа» (1947–1948), «Возвра щение Будды» (1949–1950), «Пилигримы» (1953–1954), «Пробуждение» (1965–1966), «Эвелина и ее друзья» (1969–1971), «Переворот» (1972) в нью-йоркском эмигрантском «Новом журнале», редактор которого до 1959 г. — масон М.М. Карпович, а потом Роман Гуль, член русской масонской ложи Юпитер в Париже с 1936 г. (позднее вышел из нее[2]). Масонами были ближайшие — со времен шуменской гимназии — друзья Газданова — «два из четырех мушкетеров»поэт Вадим Андреев, сын Л. Андреева (с 1936 г. он секретарь Северной Звезды) и прозаик Бронислав Сосинский, близкие ему коллеги-литераторы — Ю. Фельзен, Г. Адамович, М. Алданов, Ю. Терапиано, и др.

Известно, что в письме 30 октября 1932 г. Сосинский, выражая настроение группы литературной молодежи, предложил М. Осоргину (как самому молодому по духу лидеру русской литературной молодежи за рубежом), «организовать кружок, нечто вроде семинара, для серьезного изучения масонства»[3]. И 12 ноября 1934 г. 21 масон (16 — из ложи Северная Звезда, среди них и Газданов) подписали акт учреждения «правильной и совершенной» ложи Северные Братья, просуществовавшей до 1939 г.

Сохранилось мало писем Газданова. Имеющая отношение к масонству переписка находится в архиве российских масонов, хранящемся в Отделе рукописей французской Национальной библиотеки и практически закрытом на неопределенное время. Обнаруженные мною в Бахметьевском архиве библиотеки Колумбийского университета (Нью-Йорк) письма Газданова имеют светски-деловой характер, но невольно обращаешь внимание на то, что адресаты (за исключением А. Бахраха и Б. Зайцева) — масоны. 14 июня 1949 г. он обращается к К.Р. Кровопускову, юристу, работавшему в Эмигрантском комитете у Маклакова, с просьбой выдать удостоверение личности некой русской даме Маргарите Груневой — письмо написано с уверенностью: отказа не будет. Он пишет Алданову в феврале и июле 1949 г. — просит помочь найти литературного агента и англоязычного переводчика и деликатно выясняет возможность публикации своих произведений в Америке; он пишет М.М. Карповичу (6 июня 1951) о возможности публикации «Пилигримов» в «Новом журнале», начинающем выходить в Нью-Йорке. Эти письма свидетельствуют о близости, позволяющей обращаться с просьбами.

Сохранились свидетельства того, что Газданов был озабочен судьбами масонства после войны. Новых эмигрантов оно не интересовало. Газданов продолжал активно участвовать в собраниях Северной Звезды, читал лекции, главным образом, на литературные темы (о Солженицыне и других современных литераторах) — они хранятся в упомянутом архиве Ложи. Н. Берберова, получившая в свое время доступ к этому архиву, приводит письмо Газданова к Мастеру его ложи — о том, что новому поколению церемонии, диалоги, ритуалы кажутся излишними, только отнимающими время. «От старшего поколения (рожд. около 1850–1860 гг.) не осталось никого. Второе поколение, родившееся в 1870-х гг., подходило к своему концу, а третье поколение русских, — замечает Газданов, — не имело мотивации, которая могла бы привести их в тайное общество. И, может быть, самое главное: среди них не было ни Цицерона, ни Катилины, и значит, не могло быть “брата Оратора”, который был основой каждой ложи еще со времен если не св. Тибальда, то Ковалевского»[4].

Тут примечательно высказывание о «брате Ораторе» и т.д., свидетельствующее о знании Газдановым истории масонства, уважении к его прошлому и ритуалам, а также то, что и в масонском контексте он мыслит в характерной и для него самого, и для масонства историко-метафизической перспективе. И еще важнее замечание о том, что у третьего поколения нет «своей мотивации, которая могла бы привести их в тайное общество», это значит: у Газданова и его поколения такая мотивация была.

Что же привлекло Газданова в масонстве? Не питающий иллюзий по поводу признанных социально-политических форм жизни, наученный горьким опытом сначала войны против «русской утопии», а потом не менее горьким опытом французской демократии, показавшей ему «дно жизни», Газданов, одиночка по своему экзистенциальному положению, но не по типу личности, хотел найти выход из одиночества в нетрадиционных формах братского объединения, вне и вразрез с существующими партиями, группировками. После того, что произошло в России, у него возникла идиосинкразия на революции, политические партии, группировки, общественные формы спасения. И наблюдавшийся им в России опыт религиозного спасения не внушил ему надежд. Своеобразие его экзистенциального положения и в том, что он принадлежал к так называемому «незамеченному поколению», поколению, лишенному социальной миссии.

Что такое масонство? Это тайная организация с универсалистскими целями, мистико-просветительскими, на некоторых этапах обретающими политический характер. Едва ли Газданов, вступая в общество, не знал его прошлого: вся история Нового времени связана с масонством — Французская революция, русское Просвещение, декабризм, российская социал-демократия. В отличие от более или менее «политизированных» русских масонских лож (Свободная Россия, Юпитер), «ложи Газданова» — Северная Звезда и, особенно, Северные Братья были мистико-просветительскими по своему характеру. А.И. Серков приводит перечень докладов, прочитанных членами ложи Северные Братья на 150 ее заседаниях — с 9 ноября 1933 по 24 апреля 1939; это интересные для Газданова, судя по его творчеству и складу художественного сознания, темы: связь символов и ритуалов, символы в математике, «внутренний храм», халдейская религия, терпимость и примирительная роль масонского Братства, соборность в масонстве, национализм и масонство, счастье и понятие «благородный человек» и т. д. Сам Газданов выступил с докладами: «О юбилеях и безвременности масонства» (2 марта 1936) и «Об “опустошенной душе”» (6 апреля 1936).

Газданову близка либерально-консервативная идеология масонства: неприятие общественной несправедливости, религиозной нетерпимости и одновременно аполитичность, нежелание втягиваться в злободневную политическую суету. Общественной борьбе как средству общественных преобразований масонство противопоставляет нравственное самосовершенствование человека, общественному равенству — взаимопомощь, любовь между членами ложи. Это объединение по мировоззренческому принципу.

Берберова вспоминает, как они где-то в середине 20-х г. шли гурьбой с какого-то литературного собрания, и М. Осоргин признался ей, что не помнит себя от радости: в Париже восстановлена московская масонская Ложа. «Почему? Да потому, что он — неверующий человек — ужасно любит всякие ритуалы и считает, что каждому человеку они необходимы: они дают чувствовать общность, соборность, в них играют роль всякие священные предметы, в них красота и иерархия»[5]. В предсмертном письме Осоргин писал друзьям: «Весь смысл жизни — общение с хорошими людьми, союз душ, легкий и свободный»[6]. По мнению А.И. Серкова, эти слова — «лучшая характеристика ложи Северные Братья»[7].

Итак, как просто объяснил Осоргин, масонство — это в сущности квазирелигиозное братство. Обратим внимание на вторую часть этого определения — братство, — существенную для Газданова. Они говорили ему «брат Газданов» (именно так он упомянут в одном из писем, приведенных Берберовой), они говорили друг другу «братья» (так пишется в их документах). Это снимало все формы неравенства и, думаю, импонировало Газданову. Это переносило идею социальной гармонии в казавшийся ему более надежным личностный план.

Л. Диенеш справедливо замечает, что Газданова привлекали в ложе и люди — многие из лучших представителей российской интеллигенции. Однако он мог встретить их и в других местах, но здесь — и это крайне важно для него — они были братья, масонская иерархия — иерархия степени нравственного совершенства, иерархия уровня духа. И М. Осоргин и Л. Диенеш правы: масонство давало противоядие от одиночества. Оно сыграло существенную роль и в литературной карьере Газданова, о чем свидетельствуют факты; конечно, здесь могли быть совпадения, стечения обстоятельств, но наблюдается и своя тайная логика.

Будучи утопическим по своей природе, масонство наложило отпечаток на творчество Газданова. Тут могут быть разные мнения. Каковы источники утопизма Газданова? Это прежде всего, безнадежье реальности. Т.С. Элиот справедливо заметил, что «человек не может вынести слишком много реальности». Обращение человека к утопии естественно, закономерно, постоянно, коренится в самой его природе. Для Газданова, как мне кажется, органична идея братства, утопический вектор мировосприятия (тут играет роль и этнический субстрат, но это особая тема). Утопизм предполагает признание сущего и должного, ориентацию на прошлое или будущее. Один из основных источников утопизма Газданова — этико-философское кредо масонства, противопоставляющего веру в необходимость и возможность личного совершенствования человека глобальным социальным утопиям. На это наслаивается еще и лично пережитый Газдановым исторический опыт ХХ в., в результате которого он отторгает общественную (в данном случае коммунистическую) утопию. В итоге общественным утопиям он противопоставляет утопию личную. Он переносит утопическое начало, идеал из общественной сферы в план личного самосовершенствования человека, из сферы социальной мысли — в литературу, в свой художественный мир, что определило сюжеты, типы персонажей, их эволюцию во многих романах, их счастливые концовки, позволило ему ввести идеальных персонажей, типа Николая и Артура в «Истории одного путешествия», Анри в «Пробуждении», Рожэ (воспитателя) в «Пилигримах». Устав от сущего в «Ночных дорогах», в «Вечере у Клэр», в «Возвращении Будды», он выбирает должное в «Истории одного путешествия», и особенно в «Пробуждении», «Пилигримах», «Эвелине и ее друзьях».

В романе «Пробуждение» мы наблюдаем чудо: скромный среднестатистический человек бухгалтер, француз, бескорыстно и даже без гарантий успеха своего дела, долго, постепенно, мучительно выхаживает пережившую во время войны шок, психически больную — на уровне животного — женщину и, в конце концов, возвращает ее к жизни, любит ее (а может быть, любовь и была двигателем этого подвига), и, как в мифе о Пигмалионе, она тоже полюбила его.

«Эвелина и ее друзья» (начало работы — август 1951г., завершен во второй половине 60-х г., опубл. 1968–1969) в известном смысле идиллический роман о сохраняющейся на протяжении всей жизни — с университетских лет — дружбе (трансформированная идея братства).

Примечательно, что в рассказах утопическое начало встречается реже, хотя, как мне кажется, например, рассказ «Нищий», при всей реальности его клошарского антуража, по сути, по сюжету — рассказ утопический и толстовский — это личная утопия, освобождение человека от оков суетно-ложного (к Толстому Газданов относился особенно).

Со временем утопические, органичные для писателя и созвучные масонству мотивы в творчестве Газданова все более усиливались: это вера в возможность духовного и нравственного возрождения человека, построения Храма в душе. Порой он выступает почти как сказочник, например, в «Пилигримах».

В работах о Газданове слишком часто и настойчиво говорится об «абсолютной самодостаточности Газданова и его независимости», о том, что он был всегда одиночкой[8]. На мой взгляд, это миф. У Газданова, при всей его самобытности, была «рамка», в которую он добровольно вписал себя, в данном случае — масонство.

Следует учитывать и то, что у масонов были свои регламенты, правила. Нам мало что известно о них. Однако, как выяснила Берберова, существовало негласное правило: масоны пишут некрологи о масонах: так Газданов — автор некрологов о Мастере возникшей после войны (к 1957 г.) ложи, объединившей все, что осталось от довоенных лож — Михаиле Матвеевиче Тер-Погосяне (примечательно, что в газдановском архиве Хотонской библиотеке хранятся три варианта некролога, написанного Газдановым в 1968 году, один из них опубликован в «Новом журнале» (Кн. 92) в том же году). Он же — автор некролога и о другом, уважаемом им брате — Андрее Ивановиче Каффи (1893–1955), дипломате, писателе, личности крайне оригинальной. Братья Адамович и Слоним — авторы некрологов о брате Газданове (в «Новом русском слове», 11 и 19 декабря), а Ю. Терапиано в «Русской мысли» (27января 1972).

Все сказанное о Газданове и его масонстве прежде (в основном Л. Диенешом), правомерно, но недостаточно: масонство было представлено как один из многих — не очень ясных — векторов жизни Газданова. На самом деле это — один из основных векторов в его жизни и творчестве, еще одно звено связи писателя одновременно с русской и европейской культурно-философскими традициями.



[1] Н о в и к о в  В.И. Масонство и русская культура. М., 1993. С. 62 и др.

[2] Об этом см.: Новый журнал. Кн. 152, 159

[3] См.: С е р к о в  А.И. История русского масонства. 1845–1945. СПб., 1997. С .204–205.

[4] Цит. по изд.: Б е р б е р о в а  Н. Люди и ложи. Русские масоны ХХ столетия. Харьков–Москва, 1997. С. 122–123.

[5] Т а м  ж е. С.6.

[6] См.: Новое русское слово.1967.10 декабря.

[7] С е р к о в  А.И. Указ. соч. С.203

[8] Д и е н е ш  Л. Другие жизни (1928–1971) // Лит. обозрение.1994. № 9/10. С. 85 и др.